На сайте Общественной палаты обсуждают химическую кастрацию и пожизненное заключение как наказания за педофилию. Основная мысль: чем радикальнее, тем лучше, и чем надольше, тем нам радостнее.
И я не то чтобы хочу оправдать педофилов. Или заявить, что возраст согласия должен быть понижен.
Хотя, например, и достаточно странно считать, будто человек с 14 лет может нести уголовную ответственность за изнасилование, то есть отличать добро от зла по отношению к другому человеку и телу этого человека, – но при этом отрицать его способность отличать добро от зла по отношению к себе и собственному телу.
Однако настораживает сам факт, что карать хотят – и карать жестоко – за состояние.
Изнасилования изнасилованиями – а статистику приводят действительно пугающую, – то есть действия действиями, но ведь совершенно чётко говорят: педофилы. Слово "насильник" тут теряется.
Теряются также и случаи секса по согласию и c человеком, близком к возрасту согласия, скажем, почти 15 и месяц как 22. Правда, это отличается от всего лишь 7 и за 40? А ведь... называют одинаково.
Ну и, конечно, теряется из виду то, что вовсе не обязателен сам секс для слова "педофилия" в том смысле, в каком обсуждают вот товарищи из Общественной палаты. И рисунков может быть достаточно.
Это ведь совершенно другой подход к общественной опасности – можно всю жизнь хранить дома Коран, но при этом никогда не взорвать Домодедово.
Педофилия в современной культуре становится вещью, которая как бы лишает айсберг его подводной части и оставляет только ту, что легко увидеть и охарактеризовать.
Мало того что это побег из области криминологии в область популярной психологии. Всё равно что сделать лоботомию за драку, отправив к чертям попытку выяснить, что это за драка и почему она произошла. А также за видео драк. Или за фотографии драк. Или за текст о драках.
Ведь со словом "педофилия" не надо выяснять всякий раз природу тех или иных действий по отношению к несовершеннолетнему и природу пространства, в котором эти действия стали возможными. Применив слово "педофилия", законодатель делает так, что весь социум, каким бы антагонистичным по отношению к безопасному и обеспеченному детству он ни был, становится жертвой, – состояние обвиняемого тут работает в качестве аннигилятора причинно-следственных связей, обстоятельств, условий – в целом жизни, приводящей к тому или иному событию преступления.
Скажем, без слова "педофилия" пришлось бы выяснять, а почему, например, столь многие подростки добровольно вступают в известные отношения со старшими людьми? Почему они сами не чувствуют себя жертвами? Хотя ведь понимают, что такое насилие и в том числе сексуальное.
С подростками-то дело непростое. Если говорить о развращении несовершеннолетних, то слишком часто становится очевидным, что это нечто утопическое, ибо подросток уже развращён и вполне доволен этим.
С другой стороны, а что же и вправду больше может покалечить: секс неопытного подростка с неопытным подростком либо откладывание секса на потом либо секс с человеком, знающим что к чему? Ну, и бывает же индивидуальность – одни сами ищут папиков, другие – девочек...
Почему большинство детей становятся жертвой сексуального насилия со стороны своих же отцов, отчимов, родственников или других не чужих семье людей? Что это у нас публика так носится с семейственностью, если...
Когда есть слово "педофилия", тогда комплекс причин и следствий, сочетание вины и её отсутствия ужимаются до наличия явления, по определению вредоносного и склонного к экспансии, и вопрос лишь в том, когда это явление распространится на очередную жертву.
Кроме побега в область популярной психологии, тут проблема ещё и в том, что это как если бы карали не за мошенничество, а за хитрецу.
Удивительно, но совершенно серьёзно в 21-м веке в Европе обсуждают, как же лучше подвергать уголовному наказанию группу людей и не за действия или бездействия по предварительному сговору или без такового – а за то, какие они сами, за их естество.
Разумеется, тут значительный прогресс по сравнению, например, с тем, что ещё недавно женщин стерилизовали только за то, что они еврейские женщины. Но тем не менее.
Это ведь нечто вроде коллективизации вины – уже не физическое лицо становится субъектом уголовной ответственности, а само свойство, объединяющее неопределённое, потенциально бесконечное количество физических лиц.
Причём следует учитывать, что это происходит в обществе, где заявляют публике в средствах массовой информации чаще не об осуждении преступника, а о задержании преступника.
По здравому размышлению, задержать можно только подозреваемого в совершении преступления – но когда вы последний раз слышали или читали в новостях, что, например, задержан подозреваемый в убийстве, а не убийца пойман по горячим следам или розыск преступника продолжается?
Тут – в контексте педофилии – речь идёт о неминуемой травле любого человека, о котором было объявлено, что у него есть это свойство, что он принадлежит к этой группе, что у него такое состояние психики.
И как быть тогда с шитьём уголовных дел корысти ради? С уголовными делами на заказ? С судебными ошибками?
Это ведь правду о смерти в заключении юриста инвестиционного фонда есть кому выяснять. А правду о смерти педофила?
Таким образом, наблюдаемое ныне массовое согласие по поводу усиления наказания за нарушение табу на "несовершеннолетнюю сексуальность", а также распространение термина "педофилия" на всё многообразие явлений в отношениях с несовершеннолетними, просто пожирание этого многообразия – блестяще показывают завладевшее людьми стремление к упрощению. И что ещё более важно – нужду в некоем общем моральном императиве.
Последнее характерно для чрезвычайно конфликтного общества: ввиду конфликта моральных императивов верхов, низов и середняка, конфликта религиозных моральных императивов, этнических, региональных, профессиональных неминуемым было проявление в обществе либо навязывание (привитие) обществу одного, сквозного для всех страт морального императива.
Фактически, уже сейчас можно видеть, как судьбы и права некоторых людей перерабатываются законодателем на радость публике в общественное единство. Вон как в осуждение дирижёра Плетнёва вписалось большинство!
Не хочу сказать, что это осознанное, спланированное движение, – но это, как минимум, свойство социальной среды. Крайне интересное свойство. Буду за ним наблюдать.
